— Хорошо, — ответила я. — То есть, машина?
— Нет, ученый, — пробормотал он. — А ты, черт возьми, что думаешь?
— Не обязательно быть кретином, — я встала с дивана и устроилась на стуле напротив него. — Несмотря на то, что, с другой стороны, это означает то, что тебе уже лучше.
— Я прекрасно себя чувствую, — сказал он. — Я чувствую себя, как в той песне Pink Floyd. Ду-ду-ду... далекий корабль, туман над водой... Я повернулся, чтобы посмотреть, но ребенок исчез... — напел он совсем не попадая в такт, махая рукой, словно пьяный кондуктор, в то время, как я почти сгибалась пополам от смеха.
— Не думаю, что в ней так поется, — удалось сказать мне, когда он начал засыпать. — Значит, у тебя есть Тесла, да?
— Мне казалось, тебе было интересно, какие у меня машины, — пробурчал он. — когда я первый раз попросил, чтобы ты подвезла меня. Подумал, что тебе может быть интересно. Она достаточно крутая, — он вздохнул. — Нужно будет прокатиться в ней как-нибудь.
— Да, конечно, — сказала я. — Как только ты сможешь вспомнить все слова песни "Comfortably Numb".
Очень медленно он поднял руку и показал мне средний палец.
Комната снова погрязла в тишине, и...
— Знаешь, почему я выбрал тебя? — его глаза были закрыты, и я понятия не имела говорит ли он со мной. Или вообще говорит ли с кем-то. Насколько я знала, он видел только розовых слонов и детей, ползающих по потолку.
И все же, мое сердце забилось быстрее.
— Нет, — сказал я. — Почему?
— Потому что, — начал он медленно. — Ты действительно это делаешь.
Если бы я подтолкнула его, возможно он бы забыл, что собирался сказать. Но мне необходимо было знать.
— Действительно делаю что?
Он вздохнул.
— Светишься, словно бриллиант.
Понадобилось некоторое время, чтобы я вспомнила, что я сказала с сарказмом на той вечеринке, когда чувствовала себя белой вороной рядом с теми элегантными и богатыми женщинами, которые ежедневно боролись за его внимание.
— Я сразу это увидел, — сказал он. — Ты другая. Возможно, это глупая причина, и я должен был выбрать кого-то обычного. Все было бы проще. Но я этого не сделал. Я выбрал тебя.
Улыбаясь, я откинулась на спинку стула.
— Уверена, ни одна из женщин, с которыми ты был, не была обычной.
— Наверное, это правда, — пробормотал он. — Возможно, это я обычный.
Я засмеялась.
— Не многие обычные люди имеют Теслу и частных водителей.
— Дарья тоже это ненавидела, — пробормотал он.
Я пыталась продолжать.
— Дарья?
Он не ответил, но я поняла, что это, должно быть, его бывшая жена. Он никогда не называл ее имени до этого.
— Мои деньги, — сказал он. — Она их тоже ненавидела. И вскоре возненавидела меня.
В его голосе слышалась искренняя грусть, и я почувствовала себя ужасно, вопреки своему желанию.
— Уверена, она не ненавидела тебя, — сказал я.
— Ей меня было недостаточно, — пробормотал он. Спустя мгновение его голос стал громче, чище. — Меня недостаточно всем им, — он сильнее поник. — Всегда недостаточно.
Я терпеливо ждала, чувствуя, что он не закончил. Медсестра сказала мне, что это все бессмысленно. Мне нужно было помнить об этом. Стоило просто уйти и дать ему поспать, но я хотела услышать. Даже если это абсолютный бред, мне необходимо было знать.
— Единственное, почему я беру контроль на себя, это потому, что я не знаю, что еще делать. Все остальное... пугает меня. Конечно, я должен отдать им всю власть. В этом вся соль. Это то, что не дает мне спать по ночам. Они всегда могут уйти, и, конечно, так и должно быть. Я на самом деле никогда и не хотел, чтобы все происходило по-другому. Но все же... — он вздохнул. — Это невыносимо. Все это. Я отгоняю их, потому что это все равно кажется неизбежным. Потому что я просто не вижу другого итога.
Я тяжело сглотнула.
— В том, что вы с Дарьей разошлись, не было твоей вины, — сказала я. — Она сделала выбор.
Он слегка засмеялся.
— Конечно, это моя вина. Я сделал наши отношения невозможными для нее. Ты знаешь, каким я могу быть, а ты едва знакома со мной. Холодный. Язвительный. Я сделал себя недостойным любви, а потом обвинил ее в том, что она меня не любит. Представь жизнь с худшей частью меня двадцать четыре часа семь дней в неделю. Я никогда не был откровенно враждебным, и это была худшая моя часть. Я заставил ее почувствовать себя плохим человеком из-за желания покинуть меня, и им она и стала... все из-за меня. Я это заслужил.
— Поэтому я и не боролся, — продолжил он, его голос был тихий, но ясный и связный. — Потому что глубоко внутри, как и все другие... я хотел принять свое наказание, — его губы дернулись, но улыбка не появилась. — Я думал, что, если не буду бороться, если позволю ей... образно говоря, ну знаешь, потоптаться по мне в ее туфлях на шпильках, я думал, этого будет достаточно. Что мне потом станет легче. Что я почувствую себя лучше. У нее была власть отпустить мою вину. Ну или сделать ее выносимой, по крайней мере. Но, конечно, она этого не сделала.
— Она не должна была делать это для меня. Никто не должен был. Но я все еще не простил ее. Мне нужно это. Нужно, но я никогда не смогу иметь этого. Все не так легко, как кажется. Но, наверно, поэтому я так хорош в том, что делаю. Каждая сабмиссив говорит, что лучше меня у нее не было... и я знаю, что ты думаешь, но я могу понять, когда женщина мне лжет. Я лучший, потому что я точно знаю, что им нужно. Видеть то, как другие люди испытывают освобождение — самое близкое состояние к моему желаемому, которое я только могу испытать. Я всю жизнь буду искать его, но так и не найду.